Не совсем согласен. Не может быть такого, чтобы из-за какого-то замечания потом 15 лет "по стеночки" убегать. Это же до какой степени надо быть впечатлительной!

Дело не в случае, а в реакции и последующем когнитивном ключе

А почему чуть что, так сразу шизофрения. Я не пойму других диагнов что-ли нет?

Для обывателя, любое поведение отличающееся от нормального, с точки зрения этого обывателя, является уже сумашествием.

anonim, Вы прекрасно ответили
А вот неофрейдизм тоже самое, что и фрейдизм, но плюс они все-таки включили социальное влияние на человека, уже было глупо отрицать наличие этого влияния, а так "фундамент" такой же "научный", увы.
Да, и к сожалению, методики по "переживанию" различных психотравмирующих ситуаций до сих пор активно используются нашими горе-психологами и психотерапевтами, в частности эти методики любят гештальтисты, мол, чтобы человеку излечиться от реакции на прошлую психотравмирующюю ситуацию, нужно заново и полностью её пережить, с обилием слёз и другими атрибутами сильных переживаний. Увы, такая тактика приводит только к большему расстройству пациента, а "специалисты" только хлопают глазами и говорят, что это должно помочь высвободиться, в итоге после такой терапии, пациент нуждается еще в большем психиатрическом уходе и работе с эмоционально-когнитивной стороной его психики, попутно "разрушается" его вера в миф "полного переживания" и "излечения", это лишь одна часть "профессиональной работы современных Российских психологов"

При критическом анализе научные доказательства вытеснения рушатся. – Харрисон Поуп

В теории вытеснения Фрейда разум автоматически изгоняет травмирующие события из памяти, чтобы предотвратить подавляющее беспокойство. Фрейд предположил, что в дальнейшем подавленные воспоминания вызывают «невроз», который может быть излечен, если воспоминания сознательно восстановить. Хотя все это преподается в вводных курсах психологии и было разрекламировано писателями и киносценаристами, теория Фрейда никогда не имела строгих научных доказательств. – Джон Хокманн

Психотерапия, базирующаяся на убеждении, что причина таких проблем, как булимия, депрессия, фригидность, бессонница и тревожность, кроется в вытесненных воспоминаниях о пережитому в детском возрасте насилию. Поборники этого метода считают, что нормальное психологическое функционирование можно возвратить благодаря обнаружению и восстановлению воспоминаний о пережитом насилии.

Любые сексуальные надругательства над детьми недопустимы. Напомню читателю, что эта статья о конкретном виде терапии, а не о сексуальном насилии. Много людей пострадало от физического и психологического насилия, и многим из них помогли хорошие врачи. Как отмечает Эстер Гиллер: «Более серьезные нарушения связаны с более серьезным насилием», а некоторые исследования показывают, что «по крайней мере 40% всех психиатрических стационарных больных пережили сексуальное насилие в детстве» (Гиллер). Тем не менее, нет никаких научных доказательств того, что сексуальное насилие в детстве почти всегда приводит к психологическим проблемам во взрослом возрасте:

Исследования показывают, что около 1/3 переживших сексуальное насилие детей не имеют никаких психологических проблем. Менее 1/5 взрослых, которые подвергались насилию в детстве, демонстрируют серьезное психологическое расстройство. (Гиллер; Маллен и Флеминг 1998).

Существует очень мало научных данных, подтверждающих теорию, что воспоминания о детском насилии неосознанно подавляются, или о том, что восстановление подавленных воспоминаний приводит к значительному улучшению психического здоровья.

Королевский колледж психиатров в Великобритании официально запретил своим сотрудникам использовать терапию восстановления подавленных воспоминаний. Британское психологическое общество, с другой стороны, не запрещает своим членам практиковать этот метод терапии, но доклад в 1995 году призвал «избегать преждевременных выводов о восстановленных воспоминаниях во время терапии». В докладе отмечается, что восстановленные воспоминания пациента могут носить образный характер или происходить из снов или фантазий. Авторы доклада отрицают наличие фактов в пользу того, что терапевты способствуют возникновению у пациентов ложных воспоминаний, как утверждается членами Фонда ложных воспоминаний.

В 1995 году отчет вышел отчет рабочей группы Американской психологической ассоциации, занимающейся исследованиями воспоминаний о насилии в детстве. В нем говорилось, что восстановленные воспоминаний встречаются очень редко и что «исследователи памяти и врачи не пришли к консенсусу относительно того, помнят ли большинство людей, перенесших насилие, об этом событии, даже несмотря на то, что они могут не до конца понимать или выявлять эти воспоминания». Согласно мнению АПА, «представляется невозможным без соответствующих фактов отличить правдивые воспоминания от ложных». В отчете АПА утверждается, что «компетентный психотерапевт должен принимать, что опираясь исключительно на текущую информацию и не располагая необходимыми фактами, он не может делать выводы о том, правдивы или ложны восстановленные воспоминания».

Контрольный опросник RMT

Многие из известных сторонников RMT используют контрольные опросники для определения того, стало ли пережитое пациентом насилие причиной его проблем во взрослой жизни, несмотря на то, что «не существует ни единого симптома, который бы автоматически свидетельствовал, что человек стал жертвой насилия в детстве»(АПА). Работы, посвященные жестокому обращению с детьми, отражающие подобную точку зрения, была очень популярны среди врачей и ведущих ток-шоу, где приняли участие Эллен Басс, Лора Дэвис, Венди Мальц, Беверли Холман, Беверли Энгел, Мэри Джейн Уильямс и Э. Сью Блюм. Под воздействием общественного подкрепления многие непроверенные утверждения приобретил статус фактов. Доктор Кэрол Таврис пишет:

Словно по чудовищному соглашению, эти авторы опираются на работы друг друга в поиске необходимых фактов, подтверждающих их гипотезы; все они рекомендуют книги друг друга. Стоит кому-то одному из них состряпать статистику вроде «более половины всех женщин пережили в детстве сексуальное насилие», как эти цифры плодятся, словно кролики, они перепечатываются из книги в книгу и со временем лелеются как достоверные факты. Так поддерживается круговорот дезинформации, поддельной статистики и суждений, лишенных законной силы.

Одно из существенных отличий между этими спецалистами и скажем, физиками, состоит в том, что первые приобретают свой авторитет не в научных исследованиях а за счет опыта (они сами в детстве были жертвами насилия) или благодаря написанию книг по этой теме. Специалисты по проблеме насилию над детьми не обучены проведению научных исследований, что «не относится к их умению писать книгу или проводить терапию, но зато служит единственной причиной их научной безграмотности». (Таврис)
Вот некоторые недоказанные и ненаучные утверждения, которые передают из уст в уста эти эксперты по жестокому обращению с детьми: (1) Если вы сомневаетесь, что подвергались насилию в детстве или думаете, что это могло быть ваше воображение, это говорит о «пост-инцестном синдроме». (2) Если вы не можете вспомнить какие-либо конкретные случаи надругательства, но все равно испытываете ощущение, что с вами происходило насилие, значит, оно было. (3) Когда человек не может вспомнить свое детство или имеет очень нечеткие детские воспоминания, надо рассматривать возможность инцеста. (4) Если у вас есть подозрения, а также некоторые воспоминания, пусть и расплывчатые, насилие скорее всего имело место. Возможно, вы подавляете воспоминания, отрицая произошедшее.
В качестве опоры используются сообщения Бюро судебной статистики США, что опрос, проведенный среди женщин-заключенных в 1996-97 гг. обнаружил, что около 36% заявили, что пережили сексуальное или физическое насилие в возрасте 17 лет или моложе. Термины «сексуальное насилие» и «физическое насилие» не были четко определены, однако, одна треть сообщила, что пережила изнасилование до лишения свободы. Для сравнения, 16 других исследований жестокого обращения с детьми показали, что от 12 до 17 процентов сообщили о перенесенном насилии.
Кроме того, люди, которые пережили травматические события, обычно не забывают о них. * Травматический опыт забывается, только если (а) человек потерял сознание во время травмы (б) человек имел повреждение мозга до или после травмы, или (в) человек слишком молод, чтобы иметь необходимые для долгосрочной памяти нервные связи. Воспоминания хранятся не в каком-то таинственном темном подвале, а в сложной сети нейронных связей между несколькими участками мозга. Воспоминания теряются, когда теряются нейронные связи.

Воспоминания и вытеснение

Прежде чем обсуждать методы и приемы RMT, следует отметить, что очень немногие восстановленные воспоминания о сексуальном насилии всплывают спонтанно. Если они выходят наружу, то скорее в силу подтверждающих фактов, чем благодаря воздействию этого метода. В некоторые случаях толчок возвращению воспоминаний дают фактические данные. При этом складывается впечатление, что специалисты в этой области способны вернуть воспоминания большинству своих клиентов. Для тех, кто практикует эту терапию, это предоставляет лишнее доказательство ее эффективности. Для критически настроенных скептиков этот момент служит предупреждающим знаком: такие воспоминания представляют собой конфабуляции, внушенные назойливой терапией, основанной на определенных предположениях.
Даниэль Шактер отмечает, что научные доказательства вытеснения слабы. Также слабы доказательства того, что специфические расстройства вызваны вытеснением воспоминаний. Он отмечает случай, когда жертва изнасилования не смогла вспомнить изнасилование, которое состоялось на дорожке из брусчатки. Слова «брусчатка» и «дорожка» мелькали в ее голове, но она не связала их с изнасилованием. Она очень расстроилась, когда вернулась на место изнасилования, хотя и не вспомнила, что там произошло (1996 Schacter, 232). Можно было бы утверждать, что жертва действительно подавляет свои воспоминания об изнасиловании. Гипноз якобы может помочь восстановить эти вытесненные воспоминания. Тем не менее, гипноз это рискованная и необоснованная методика. Неявная память, т.е. память без осознания, связана с тем, что некоторые нейронные связи появились во время травмы, но этого оказалось не достаточно для полноценного запоминания.
Кроме того, даже если травматические воспоминания иногда подавляют, это происходит сознательно и намеренно. Многие из нас предпочитают не зацикливаться на неприятных переживаниях и предпринимают значительные усилия, чтобы стереть их из памяти, насколько это возможно. Мы вряд ли пригласим гипнотизера или психотерапевта, чтобы восстановить воспоминания о переживании, которое хотим забыть. Короче говоря, частичную амнезию лучше всего объяснить неврологически, а не метафизически. Мы забываем вещи либо потому, что мы не закодировали их достаточно сильно, потому, что нервные связи были разрушены или потому, что мы захотели забыть о них.

Методы восстановления воспоминаний

В терапии вытесненных воспоминаний используется множество методов, включая гипноз, визуализацию, групповую терапию и трансовое письмо. Гипноз рискованная затея, поскольку пациент может легко стать марионеткой в руках гипнотизера. Что касается трансового письма, то его терапевтическая значимость по-прежнему не доказана. Групповая психотерапия может привести к тому, что групповое подкрепление создаст ошибочное мнение, особенно при неосторожности терапевта. Участники группы могут подстрекать друг друга к тому, чтобы делиться странными историями без опаски насмешек. Группа может не способствовать восстановлению воспоминаний, а содействовать развитию и закреплению диких фантазий.
Использование имажинативной терапии или визуализации также может быть опасно. Шерри Хайнс рассказывает, как ее терапевт использовал этот метод, чтобы помочь ей вернуть память о насилии со стороны отца:

Мой отец готовил мне ванну, а затем рисовал на зеркале, запотевшем от пара, героев мультфильмов. Это было исходное воспоминание, которое приняли за основу.

И терапевт сказал мне: «Ты в ванной. Твой папа рядом. Он рисует на зеркале. Что он рисует»? Потом он сказал: «Хорошо, теперь твой отец подходит к ванной. Он ищет возможность прикоснуться к тебе. К какому месту он прикасается»? Вот каким образом воспоминания были созданы (Hallinan 1997).

Хайнс начала верить, что к ней приставал отец, и впала в такую депрессию, что пыталась покончить с собой. Она перестала обращаться к терапевтам и считает, что воспоминания были ложными и возникли во время терапии.

Случай Дианы Халбрук также ставит под вопрос надежность метода RMT. На сеансе трансового письма она написала, что ее отец приставал к ней. Это была шокирующая новость! Она пришла на групповую терапию и услышала странные рассказы о жертвах сатанинских ритуалов. Вскоре такие же странные события появились в трансовых письмах, в том числе появилось воспоминание, что она убила ребенка.

Поскольку воспоминания Дианы Халбрук о ритуальном насилии показались неправдоподобными, ее сомнения в подлинности этих и других восстановленных воспоминаний продолжали расти. Но эти сомнения встретили сопротивление со стороны участников группы и терапевта. «Я постоянно ставила под сомнение воспоминания, но когда я спросила терапевта, он закричал на меня, сказав, что я никак не помогу маленькой девочке, живущей во мне, и я отказываюсь помогать ей. Я не знала, чему верить. Тем не менее я поверила терапевту» (1996 Schacter, 269).

Халбрук прекратила терапию, которую Даниэль Шактер называет «токсичной», и больше не верит этим ужасным воспоминаниям. По мнению Шактера, «самым разумным объяснением служит то, что восстановленные события не имеют никакой реальной почвы».
Каждый из различных методов, описанных выше, производил впечатление очень успешного, поскольку позволял пациентам вспоминать события, о которых они не знали прежде. Подобные воспоминания касаются не только сексуального насилия, но и похищения инопланетянами, принуждения к участию в сатанинских ритуалах, а также травмы, пережитые в прошлых жизнях.
Психолог Джозеф де Ривера утверждает, что при восстановлении воспоминаний «вместо того, чтобы помочь пациенту отделить правду от вымысла, терапевт побуждает пациента «вспоминать» больше подробностей о травме, которую тот якобы пережил. Когда у пациента появляется образ – сон или чувство, будто что-то произошло – терапевт это поощряет, хвалит пациента и убеждает его в том, что это действительно произошло». Этот вид терапии, говорит он, «стирает границы между реальным и придуманным насилием и поощряет разрушение семей» (де Ривера, 1993).
Фонд Синдрома Ложной Памяти утверждает, что зафиксировал сотни таких случаев. В ряде случаев пациенты подали в суд, и терапевты были привлечены к ответственности за вред, причиненный насаждением ложных воспоминаний. Несмотря на заявления о сотнях успешных случаев восстановления потерянных воспоминаний со стороны RMT терапевтов, некоторые судьи не принимают восстановленные в терапии воспоминания в качестве доказательств. Судья Уильям Дж. Грофф из Нью-Джерси написал о случае, который произошел в 1995 году,

Феномен вытеснения воспоминаний, а также терапия, используемая для восстановления воспоминаний, не получили признания в психологии и научных подтверждений (1996, Schacter, 267).

Еще одна судья из Нью-Джерси, Линда Далианас, не принимает такие показания, но она также заявила, что

Суд не будет слушать эксперта о по «восстановлению» якобы подавленных воспоминаний, потому что эксперты не в состоянии привести никаких данных в поддержку своих теорий. ​​(1996 Schacter, 267).

В Калифорнии, где процедура восстановления была не только разрешена, но и послужила основой для вынесения приговора по убийству, в конечном итоге была отменена из-за отказа информировать присяжных, что источником почти всех подробностей об убийстве мог быть легко доступный газетный репортаж. Было также установлено, что человек, который утверждал, что спонтанно вспомнил о преступлении, солгал, а все подробности были получены во время сеанса гипнотерапии.

RMT терапевты создают ложные воспоминания?

«Войны памяти» – так называется глава о вытесненных воспоминаниях в книге Даниэла Шактера «Поиски памяти». Для лучшего понимания споров вокруг вытесненных воспоминаний и психотерапии, используемой для «восстановления» воспоминания о пережитом в детстве сексуальном насилии, представьте театр военных действий. С одной стороны – те, кто утверждают, что пациенты с определенными видами физических и психических расстройств имеют подавленные воспоминания о пережитом в детстве сексуальном насилии, которые необходимо восстановить в процессе терапии. Их противники утверждают, что воспоминания, полученные во время терапии не являются подлинными воспоминаниями о сексуальном насилии, они построены из материала, который предоставляет сам психотерапевт.
На первой стороне Ленор Терр, Лора Браун, Кеннет Поуп, Лора Дэвис, Эллен Басс и другие. На второй Элизабет Лофтус, Кэрол Таврис, Ричард Офше и Фонд Синдрома Ложной Памяти. Противники в этой войне не замечают, что на самом деле являются сообщниками. Шактер предоставляет свой набросок этой схватки. Его выводы кажутся довольно слабыми, если не противоречивыми, учитывая факты, которые он предоставляет (272).

Во-первых, не существует убедительных научных доказательств, что можно создать ложные воспоминания о сексуальном насилии – и таких доказательств никогда не будет из этических соображений. Во-вторых, также нет окончательного научного доказательства того, что терапия сама по себе или отдельные методы одни ответственны за создание ложных воспоминаний. В-третьих, несколько отдельных предположений, если их рассматривать вместе, поддерживают вывод, что некоторые врачи помогают создавать иллюзорные воспоминания о сексуальном насилии.

С другой стороны, Шактер предоставляет убедительные доказательства, почерпнутые из контролируемых исследований, что воспоминания могут быть созданы, и он дает сильный аргумент, что вытеснение воспоминаний, концептуальная основа RMT, почти не имеет научной поддержки. Эта теория широко распространена в среде психологов и психиатров, но научные исследования, демонстрирующие такие механизмы, отсутствуют. Сторонники RMT предполагают, что демонстрация любого из ряда некоторых симптомов свидетельствует о пережитом в детстве сексуальном насилии. Многие из этих симптомов вовсе не указывают на глубокие психологические проблемы, тем более травматического характера. Многие симптомы относятся к заболеваниям, не имеющим в основе сексуальную травму. Терапевты, которые предполагают, что их пациенты пережили сексуальное насилие, и предполагают, что у них есть какие-то воспоминания, неважно, насколько они фантастические или бредовые, не нуждаются в намеренном насаждении воспоминаний у своих пациентов. Эти терапевты априорно решили, что все психические артефакты, которые они раскрывают, ведут к сексуальному насилию в детстве и это причина проблем пациентов.
Исследования Марсия Джонсона показало, что способность отличать воспоминания от воображения зависит от реакции на источник информации (Schacter 1996, 116). Таким образом, восстановленные воспоминания о насилии могут быть очень яркими и точными во многих деталях, но быть ложными. Например, в случае с Дианой Халбрук очень вероятно, что источник ее воспоминания о сатанинском ритуале можно найти в групповой терапии.

Воспоминания о насилии как символическая версия

Единственное, чего добились сторонники RMT, это отвлекли внимание от сомнительного механизма вытеснения и ненаучных методов интерпретации символических значений воспоминаний. Это не было преднамеренным поступком, а произошло в результате ряда судебных исков бывших пациентов против терапевтов, все из которых отказались от воспоминаний, выявленных в процессе терапии, и обвинили терапевтов в разрушения своей жизни привитыми ложными воспоминаниями. Но шум вокруг ложных воспоминаний поднялся потому, что эти воспоминания были ужасными и отравляли жизнь людей. Если бы терапевты взращивали разнообразные приятные воспоминания, помогая им радоваться жизни и отношениям с другими людьми, то никакого шума не было бы.
Некоторые из восстановленных воспоминаний настолько странные, что здравомыслящему человеку впору не принимать их за чистую монету. Но психотерапевты не останавливаются перед причудливостью воспоминаний (например, Джон Мэк, умеющий распознавать среди пациентов жертв похищения пришельцами), рассматривая эти воспоминания в качестве артефактов разума, которые затем анализируют, словно археологи, извлекающие истину из-под руин. Либо они заявляют о том, что эти фантастические воспоминания символизируют реальный опыт.
Например, Лора Браун, психолог из Сиэтла, один из передовиков этой терапии, заявляет, что фантастические воспоминания представляют собой символическую версию реальных событий. Реальное событие – это пережитое в детстве сексуальное насилие. «Кто знает, может педофилия кроется за сатанинскими ритуалами и каннибальскими оргиями?» – предполагает Браун.
В прошлом Браун критиковала Фонд синдрома ложной памяти, обвиняя его в отсутствии научности. Но ее пристальное внимание к символической природе фантастических воспоминаний тоже вряд ли можно назвать научным. Имеются ли научные свидетельства в пользу того, что фантастические воспоминания можно отличить от иллюзий? Как нам отличить воспоминания о каннибализме от символических воспоминаний? Мы знаем, что символизирует распятие или свастика, но что символизирует людоедство? Символам свойственна неопределенность. Можем ли мы уверенно утверждать, что какое-то воспоминание служит символом насилия, перенесенного в детстве, а не во взрослой жизни? Где нам взять уверенность в том, что определенные воспоминания не символизируют насилие над собой? Да и зачем нам считать их символом какого-либо насилия вообще? Как нам отличить символ насилия от символа страха перед насилием? Раз уж на то пошло, как нам отличить символическое представление страха перед возможным насилием над собой от символического представления страха перед насилием над другим человеком или сожаления о том насилие, которое было совершено над другим человеком в прошлом? Разумеется, все это грозит тем, что символические воспоминания будут неправильно истолкованы, тем более, что совсем не очевидно, что воспоминания действительно имеют символическое значение.
Должны ли мы принять без вопросов, что любые воспоминания, истинные или ложные, отражают некоторую истину, объективную или субъективную, которую только обученный врач может определить? По мнению некоторых сторонников RMT, это именно так. Если это так, нас просят принять мистику, а не науку. Как можно опровергнуть утверждение, что невероятные на первый взгляд воспоминания представляют собой символическое сообщение? Может ли кто-нибудь представить себе эмпирическую проверку этого утверждения? Если проблема состояла просто в точности воспоминаний, имелась бы некоторая надежда на установление в некоторых случаях, истинными или ложными являются полученные воспоминания. Но если ставится вопрос о том, имеют ли воспоминания символическое значение, то точку в этом вопросе поставить просто невозможно.
Как определить истинную причину воспоминаний? Делать это самим или довериться интерпретациям терапевтов? В первом случае разумно предположить, что собственные воспоминания вряд ли имеют буквальный смысл, а являются символическими и должны быть интерпретированы другим человеком? Возможно, эти воспоминания следует понимать не буквально, а символически. Возможно, каждый терапевт должен разработать субъективные критерии для таких понятий, как «вытеснение» и «терапия». В этом случае терапия является опасным орудием. История изобилует примерами того, что происходит, когда представителям группы авторитетных лиц позволяется игнорировать эмпирические данные и определять истину так, как им заблагорассудится. Это ни разу не кончилось добром. Почему бы психотерапевтам не извлечь из этого урок?

На сайте ВОЗ http://www.who.int/ru/ ничего по теме нет.
ВОЗ поощряет вегетарианство, я видел несколько докладов, говорящих о положительных результатах вегетарианской диеты (под наблюдением профи, само собой).
Что же до болезненных пристрастий, то существуют навязчивое мытье рук, посуды, завязывание шнурков и т.д. Это само по себе ничего не значит. Первопричиной расстройства эти занятия никоим образом не являются, скорее можно говорить о фобиях и тревожном расстройстве.

Джек Палмер, Линда Палмер.Эволюционная психология.

Исследования поведенческой генетики в области сексуальной ориентации человека показывают, что по крайней мере половина отклонений в сексуальной ориентации обусловлена генетически (Pillard & Bailey, 1998). Это является своего рода логической загадкой. Как в ходе эволюции могло сохраниться абсолютно неэффективное с точки зрения выживания вида поведение?


Чтобы понять данный феномен, мы должны разобраться в онтогенезе сексуального поведения и его физиологии. Все индивидуумы, являются ли они генетически мужчинами или женщинами, начинают жизнь с одинакового строения, включая их репродуктивную анатомию. Вплоть до пятой недели с момента зачатия мужчины и женщины фенотипически неотличимы. Только после дифференциации первичных половых желез в яичники или семенники и продуцирования соответствующих гормонов мы начинаем наблюдать дифференциацию эмбрионов на мужчин и женщин. Многие из моментов развития касаются дифференциации мужской и женской репродуктивной анатомии. Но куда более тонкие аспекты развития вовлечены в процесс дифференциации головного мозга. Женский мозг с его более высокой степенью симметрии левого и правого полушарий и толстым мозолистым телом представляет собой первичную модель. В мужских плодах семенные железы вырабатывают тестостерон, который проникает через гематоэнцефалический барьер и там превращается в женский половой гормон эстрадиол при помощи фермента, называемого ароматазой. Парадоксально, что именно эстрадиол вызывает маскулинизацию головного мозга. Некоторые отличия в когнитивных процессах познания, являющиеся результатом процесса маскулинизации мозга, описаны в главе 3. Эта пренатальная схема развития мозга определяет многие другие аспекты женского и мужского поведения, в том числе сексуальную ориентацию.

Возможно, что наследуются не специфические гены, определяющие гомосексуальное поведение, а скорее гены, делающие человека менее устойчивым к воздействиям в период пренатального развития мозга. Таким критическим фактором, влияющим на тонкие моменты внутриутробного развития мозга, в частности, оказался материнский стресс во время беременности. Вард (Ward, 1997), Бард и Рид (Ward & Reed, 1985), Вард, Вард, Винн и Билавски (Ward, Ward, Winn & Bielawski, 1994), Вард и Вард (Ward & Ward, 1985) вызывали стресс у беременных крыс, помещая их в прозрачную плексигласовую трубу под яркий свет. Как следствие, в кровоток матери выбрасывался эндорфин, часть из которого проникала через плаценту и достигала соответствующих структур мозга в гипоталамусе зародыша. Эндорфины, как материнские гормоны стресса, блокируют синтез и высвобождение тестостерона (Ward, Monaghan & Ward, 1986). Потомство мужского пола, произведенное на свет такими подвергнутыми стрессу матерями, показывает вариант поведения, который может быть взят в качестве модели гомосексуального. Этих самцов вместо самок привлекали другие самцы, и они принимали позу спаривания, характерную для самки, перед другими самцами.

Данные, свидетельствующие о наличии схожей модели в сексуальной ориентации человека, были собраны Эллис, Эймс, Пекхам и Бурк (Ellis, Ames, Peckham & Burke, 1988). Эти ученые обследовали 283 матери мужчин с гомосексуальной и гетеросексуальной ориентацией, причем матери не были проинформированы о том, каким образом и почему именно они были выбраны для исследования. В беседах не шла речь о сексуальной ориентации, а задавался набор вопросов, касающихся болезней и стрессов, которые женщины могли испытывать до, во время и после беременности. Они обнаружили, что у матерей, которые вспомнили, что у них был по крайней мере один серьезный стрессовый эпизод во время второго триместра беременности, вероятность рождения сына с гомосексуальной ориентацией была гораздо выше, чем у матерей, которые не испытывали серьезных стрессовых воздействий во втором триместре. Более позднее обзорное исследование Бейли, Виллермана и Паркса (Bailey, Willerman & Parks, 1991) не выявило значимой корреляции между гомосексуальностью и дородовым стрессом у матери. Однако это исследование обнаружило, что среди мальчиков, рожденных матерями, сообщившими о высоком уровне стресса во время беременности, чаще встречалось «девчоночье» поведение в детстве. Ясно, что потребуется еще много исследований, прежде чем мы придем к окончательному пониманию феномена сексуальной ориентации.

Также доказано, что мозг гомосексуальных мужчин отличается от мозга гетеросексуальных мужчин. Передняя комиссура, которая подобно мозолистому телу обеспечивает связь между обоими полушариями, в среднем больше у женщин, чем у гетеросексуальных мужчин. У гомосексуальных мужчин она не отличается по размерам и даже превосходит таковую у женщин (Alien & Gorski, 1992). Структура, находящаяся в переднем гипоталамусе, известная как интерстициальное ядро-3, обычно вдвое больше у гетеросексуальных мужчин, чем у женщин. У гомосексуальных мужчин это образование имеет приблизительно такой же объем, как и у женщин (Le Vay, 1991, 1993). В остальных частях гипоталамуса (насчет которых известно, что они отличаются у лиц разного пола) гомосексуальные мужчины схожи с гетеросексуальными мужчинами и несхожи с гетеросексуальными женщинами. Это согласуется с представлением о том, что сексуальная ориентация имеет градации, а не носит характер строгой дихотомии.

Пренатальные гормональные воздействия вовлечены и в формирование сексуальной ориентации женщин. В 1950-х и начале 1960-х годов многие женщины принимали синтетический эстроген, диэтилстилбестрол (DES) для предупреждения выкидышей. DES оказывает маскулинизирующее влияние, схожее с эффектом тестостерона. Эрнхард и его коллеги (Ehrnhardt et al., 1985) сообщают о том, что из тридцати обследованных ими взрослых женщин, чьи матери во время беременности принимали DES, семь обнаружили гомосексуальную или бисексуальную ориентацию. Для сравнения, из тридцати женщин, не подвергнутых пренатальному воздействию DES, ни у одной не было обнаружено гомо- или бисексуальности. У женщин, которые пренатально испытывали воздействие высокого уровня тестостерона, из-за синдрома врожденной адренальной гиперплазии (ВАГ) гораздо чаще наблюдается бисексуальная или гомосексуальная ориентация (Dittman, Kappes & Kappes, 1992; Money, Schwartz & Lewis, 1984).
Подводя итог, можно сказать, что кажущийся парадокс гомосексуального поведения в значительной степени разрешается, если мы посмотрим на сексуальную ориентацию как на продукт онтогенетического континуума, подобно половой анатомии и физиологии. Конечно, имеют место и постнатальные влияния, оказывающие воздействие на половую ориентацию. В частности, присутствует подобный импринтингу период для сексуальной ориентации в момент первого сексуального опыта индивида. У многих птиц взрослеющая особь должна находиться среди себе подобных для того, чтобы у нее развилась нормальная сексуальная ориентация. Например, если птица видит людей чаще, чем представителей своего вида, у нее разовьется «половое влечение» к людям. Так же можно объяснить и то, почему люди избирают гомосексуальную ориентацию или фетишизм. В случае фетишизма у индивида появляется невротическое влечение к необычным объектам. Объекты фетишизма могут включать в себя женскую обувь и нижнее белье, но также и более странные предметы, например выхлопную трубу автомобиля. Объекты, по всей видимости, становятся фетишами, случайно возникнув рядом с индивидом в момент его первого сексуального опыта. Если сексуальный импринтинг имеет место у людей, случайные ассоциации должны были бы стать постоянной частью сексуального поведения индивида. Первичный сексуальный опыт, без сомнения, играет некоторую роль в определении половой ориентации. Однако большинство гомосексуалистов свидетельствуют о предрасположенности к их ориентации в раннем детстве задолго до полового созревания или какой-то другой встречи с сексуальной жизнью.

Дежавю

О.А.Савенков – врач-психиатр Больницы Кейп Бретон, Сидней, Канада

К вопросу о концептуальном кризисе психиатрии и путях его разрешения

Несмотря на значительные успехи за последние десятилетия в нейробиологии, генетике, клинической психологии, фармакологии, а также принятие на вооружение принципов доказательной медицины (ДМ), многих мыслителей и ученых нашего времени не покидает скептицизм по поводу научности психиатрии (1). В данной статье я остановлюсь на некоторых факторах, играющих роль в развитии концептуального кризиза современной психиатрии и возможных путях его преодoления.

Помимо того, что мы до сих пор не знаем точных причин развития психических расстройств, не владеем объективными методами диагностики и основываем диагнозы на субъективных наблюдениях клиницистов и их пациентов, психиатрию, в отличие от других клинических наук, также продолжают терзать противоречия, связанные с существованием разных подходов к концептуализации причин и методов лечения психических заболеваний. Например, до сих пор существует традиция "теоретических школ", позволяющая психиатрам, клиническим психологам и психотерапевтам выбирать, на свое личное усмотрение и вкус, школу которая им более симпатична по тем или иным признакам и, соответственно, фокусировать свои научные интересы и клиническую работу в русле, соответствующем тому или иному теоретическому направлению.

Психотерапия
Принадлежность к теоретическим школам наиболее ярко выражена в работе клиницистов, практикующих психотерапию. Как известно, на данный момент в мире существует более 400 типов психотерапии. Само по себе это, наверное, неплохо, ведь, теоретически, чем больше методов лечения мы имеем, тем больше шансов помочь нашим больным. Но это только теоретически. Практически же, только несколько видов психотерапий (например, когнитивно-поведенческая, краткосрочная психодинамическая и межличностная) были подвергнуты рандомизированным контрольным исследованиям (РКИ) (1). Результаты этих исследований убедительно показали эффективность этих методик. Эти исследования выявили также, что в независимости от теоретической ориентации, все исследованные виды психотерапии более или менее одинаковы по своей эффективности, за исключением, наверное, поведенческой терапии, применимой к узкому кругу проблем (например, расстройства обсессивно-компульсивного плана) (2). Но настоящим шоком для профессиональных психотерапевтов стало то, что, как оказалось, образованиe психотерапевта (медицинское, психологическое или социального работника), ученая степень или опыт работы практически не влияют на исход лечения (2,3).

Эффективность психотерапии зависит не от технических приемов и методик, а от "неспецифических" факторов: качество отношений между больным и психотерапевтом, включая такие понятия как эмпатия, желание помочь больному, вера психотерапевта в эффективность использованной методики, а также внутренняя готовность больного/клиента к изменениям. Собственно теоретические предпосылки, на которых основаны психотерапевтические методики, не имеют решающего значения в исходe лечения (2).

РКИ, так широко используемые в доказательной медицине, являются признаным методом исследования эффективности разных методов лечения, включая психотерапию, и помогают исследователям и практикующим клиницистам ответить на вопрос: "Эффективно ли лечение?". К сожалению, РКИ не дают ответа на вопрос о том, как собственно работает это лечение, что важно для более глубокого понимания причин эффективности разных психотерапевтических методик, несмотря на зачастую противоречивые теории, на которых эти методики основаны.

ДМ, без сомнения, является одним из ведущих факторов в сближении психиатрии и науки, тем не менее термин "доказательная психиатрия" не всегда эквивалентен термину "научная психиатрия". Такие характеристики теоретика как "многолетний клинический опыт", "множественные публикации", "профессор", "академик", "ученый" и так далее, оказывают сильное впечатление на потребителя психологической литературы, слабо знакомого с научной методологией. На самом деле, правдивость теории устанавливается не по тому, что ее выдвинул великий ученый с многочисленными регалиями, а за счет тестирования гипотез, сформированных на основании данной теории. И хотя личный клинический опыт бесценен в формированнии тех или иных теорий, он не может являться единственным основанием для доказательства выдвинутой теории по причине многочисленных когнитивных и средовых влияний, зачастую приводящих к неoправданной генерализации клинического опыта (3). Причина по которой при тестировании гипотез используется научная методология, как раз и основывается на том, чтобы избежать влияний, которым подвержены клиницисты-теоретики в ходе индивидуального клинического опыта.

Использование результатов рандомизированных контрольных исследований психотерапевтических методик, как косвенный способ доказательства теорий, на которых эти методики основаны, не может считаться адекватным. Как было указано выше, многочисленные РКИ ряда психотерапий показали, что, несмотря на значительные вариации и противоречия теорий, лежащих в их основах, результаты лечения оказались более или менее одинаковыми, и объяснимы, скорее, работой неспецифических факторов, нежели специальными терапевтическими техниками и процедурами.

Биологическая психиатрия
Значительный прогресс биологической психиатрии за последние несколько десятилетий отчасти был обусловлен реакцией на доминирование психоанализа, а в последствии и бихевиоризма, как главенствующих теорий, по крайней мере, в западной психиатрии, и их неадекватности и слабой методологии в попытке объяснения психических расстройств (4). Начиная с 50-х годов прошлого столетия, биологическая психиатрия накопила большой опыт в исследованиях молекулярных и генетических факторов, а также определении локальных зон головного мозга, коррелирующих с когнитивными, эмоциональными и поведенческими отклонениями.

К сожалению, биологические маркеры психических заболеваний, найденные на сегодняшний день, не являются специфичными и не могут быть использованны с диагностической целью. Как правило, факторы риска развития большинства психопатологий слишком многогранны, чтобы объяснить их мутацией изолированного гена (или группой генов) или дисбалансом нейротрансмиттеров. Кроме того, влияние окружающей среды также имеет огромное, если не решающее, значение на экспрессию генов. (1).



Диагностика
На сегодняший день для диагностики психических расстройств психиатры пользуются либо Международной Классификацией Болезней (МКБ), либо системой, разработанной Американской Психиатрической Ассоциацией- DSM, схожей с МКБ. Являясь по своей сути "атеоретическими", эти классификации представляют собой копромис между разными теоретическими школами в современной психиатрии. Несмотря на то, что как МКБ, так и DSM значительно улучшили достоверность в диагностике, тем не менее, произошло это за счет заниженной значимости сложности клинических состояний. Более того, эти классификации, особенно для новичков в психиатрии, иногда создают впечатление существования дискретных психических заболеваний, что не является корректным. Такое впечатление может вызвать ложное чувство определенности в диагностике и лечении конкретных психических расстройств и категорийности их существования, в то время как подавляющее большенство этих расстройств, на самом деле, являются крайним (патологическим) вариантом нормального функционирования (4). Концепция дименсиональности привлекает все большее внимание исследователей и, возможно, будет отражена в будущих классификациях психических расстройств.

Несмотря на попытку улучшить классификацию психических заболеваний путем отхода от теоретических спекуляций этиологии и улучшения достоверности в диагностике, такой подход не лишен недостатков. Относительная произвольность в оценке симптомов, отсутствие разницы в критериях между мужским и женским полами и ориентация на западно-еворпейскую культуру являются существенными недоработками данных классификаций (4).

С концептуальной точки зрения за последние десятилетия наметилась тенденция к развитию диаметрально противоположных подходов к пониманию причин психических расстройств: биологический (гены и нейротрансмиттеры) и психологический (негативное влияние внутри- и межличностных факторов). Эти подходы, по сути дела, развиваются в незавимых друг от друга направлениях. Отчасти это объясняется отсутствием объединяющей научной мета-теории, обьясняющей происхождение и развитие психических расстройств. Из-за вышеописаного "разброда и шатаний" в концептуализации причин психических расстройств в настоящее время возникла острая необходимость в интегративном подходе, который был бы в состоянии соединить несоединимое: биологическую психиатрию, психологию и психотерапию.

Медицинское образование
Высшее медицинское образование привносит свою лепту в концептуальный хаос. Вместо того, чтобы обучать студентов и молодых врачей тому,"как думать", кафедры психиатрии и психотерапии фокусируют свои усилия преимущественно на том, "что думать" будующим врачам. Интерны и ординаторы не получают практически никакого образования в критическом мышлении. Чаще всего молодые доктора заканчивают свою специализацию без каких-либо представлений о научной методологии, не в состоянии критически мыслить над такими вопросами как: "Какие необходимы доказательства, прежде чем можно прийти к заключению об эффективности данного лечения?", "Почему существует такое множество теорий личности и причин возникновения психических расстройств?" и тому подобное. Такое положение вещей не оказывает благоприятного воздействия на способность молодый врачей критически оценивать научную литературу, а также принимать участие в высококачественных оригинальных исследованиях.

Эволюционная психиатрия
Традиционно, причины психических заболеваний и психопатологических симптомов и синдромов рассматриваются как результат многочисленных факторов: нарушения развития в пренатальном периоде, негативные факторы в младенческом, детском и подростковом возрасте. На нейробиологическом уровне, это, например, нарушение функционирования нервных связей, генетическая предрасположенность или дисбаланс нейротрансмиттеров. Несомненно, что исследования в таких областях знаний как психология развития, генетика, молекулярная биология и многих других смежных дисциплинax улучшили наше понимание причин и механизмов развития психических расстройств. К сожалению, одного знания механизмов индивидуального развития, биохимии трансмиттеров или молекулярного уровня функционирования мозга недостаточно для полного понимания патологии когнитивно-эмоционально-поведенческих систем.

Николас Тинберген (4), один из выдающихся этологов прошлого столетия, назвал эти механизмы проксимальными. Однако, для полного понимания поведения биологического вида необходимо также и знание дистальных (эволюционных) механизмов, чем и занимается в последние три десятилетия новое направление в психологии - эволюционная психология (5). Идея использования эволюционной теории вполне логична: эта теория является основной научной теорией в биологии, обясняющей происхождение и развитие видов, включая homo sapience. Люди, так же как и другие биологические виды,- явились результатом длительного процесса естественного и полового отбора. Мыслительные способности человека - продукт деятельности мозга. Мозг, так же как и другие органы человеческого тела - результат длительного процесса эволюции. (6). Таким образом, основная идея эволюционной психологии в том, что эволюционный процесс сформировал человеческое поведение, эмоции и мыслительный процесс точно так же, как и анатомию и физиологию человеческого тела.

Эволюционный подход позволяет ученым ответить не только на проксимальные вопросы (например, наличие определенных корреляций между поведением и деятельностью нейротрансмиттеров), но и взглянуть в истоки такого поведения и ответить на вопрос о его происхождении. Такой подход радикально отличается от традиционных, главным образом, недоказанных психологических теорий, тем, что основан на солидной научной базе, явлющейся основой всех биологических наук. Эволюционная теория позволяет выдвигать гипотезы и подвергать их эмпирическим тестированиям, чем как раз активно занимается эволюционная психология. Интерес к эволюционной теории в последнее время расширяется и в другиx социальныx и гуманитарныx наукax, занимающихся исследованием человеческой деятельности. (7).

В психиатрии эволюционный подход пока находится в младенческом состоянии. Тем не менее, за последние 20 лет в литературе накопилось достаточно научной информации об истоках психопатологии. Результатом таких исследований явилась публикация первого в своем роде учебника эволюционной психиатрии, где Мартин Брюне, немецкий профессор психиатрии, обсуждает основные принципы эволюционной теории, эволюционной психологии, генетики, а также суммирует данные исследований эволюционных истоков психических заболеваний (4). Отдельные главы посвящены таким аспектам как судебная психиатрия, суицидальное поведение и психотерапия. Д-р Брюне придает особое значение важности анализа социального функционирования человеческого мозга на всех уровнях, зачастую профанизированного популярными теориями прошлого и нынешнего столетий.

Эволюционная парадигма является по настоящему био-психо-социальной, так как не только позволяет определить проксимальные причины поведения, объясняющие стурктуру или функцию в индивидуальном организме, но также ответить на вопрос о том, почему эти функции и структуры существуют в организме.

В заключение можно сказать, что одной из главных проблем в современной психиатрии является отсутствие единой мета-теории. Перспективным в этом направлении может оказаться эволюционный подход, позволяющий объединить проксимальные и дистальные механизмы развития психических расстройств, улучшив наше понимание истоков развития психопатологии, а значит и открыв новые перспективы развития более эффективных терапевтических методик, как биологических, так и психо-социальных. Дополнительной проблемой, требующей неотложного вмешательства, является пересмотр высшего медицинского образования с включением курсов по критическoму мышлению и научной методологии, что, в свою очередь, воспитает новое поколение врачей, как практиков, так и исследователей, способных отличать научные методы познания от псевдонаучных.

Литература:
1. Paris, J., (2008). Prescriptions for the Mind: A Critical View of Contemporary Psychiatry. Oxford University Press.
2. Dawes, R. M., (1994). House of Cards: Psychology and Psychotherapy Built on Myth. The Free Press.
3. Science and Pseudoscience in Clinical Psychology. (2003). Edited by Scott O. Lilienfeld, Steven Jay Lynn, Jeffrey M. Lohr. The Gilford Press.
4. Brune, M., (2008). Textbook of Evolutionary Psychiatry: The Origins of Psychopathology. Oxford University Press.
5. Centre for Evolutionary Psychology, University of California, Santa Barbara
www.psych.ucsb.edu/research/cep/
6. Abed, R. T., (2000). ‘Psychiatry and Darwinism: Time to Reconsider?’, The British Journal of Psychiatry, July; 177: 1 - 3.
7. Human Behavior and Evolution Society, hbes.com

http://www.npar.ru/j...08-savenkov.htm

Критическое мышление в теории и практике психотерапии

О.А.Савенков – Член Королевского колледжа врачей Канады; Региональная больница Кейп Бретона, город Сидней, Канада

В связи со значительной пролиферацией различных школ, методик и модальностей в психотерапии назрела существенная необходимость в критической их оценке. Научная методология является инструментом не только для оценки эффективности психотерапии, но также и для исследования теорий, лежащих в их основе. Использование научной методологии приведет не только к значительному сокращению психотерапевтических модальностей, но и к улучшению результатов психотерапевтических воздействий.

Рынок психотерапевтических услуг в России значительно вырос за последнюю пару десятилетий, о чем свидетельствуют многочистленные научно-практические конференции, школы, декадники, тренинги и семинары, проводимые по всей стране, а так же организация кафедр психотерапии и психологического консультирования во многих высших учебных заведениях медицинского и педагогического профилей. Вот уже более десяти лет как существует Профессиональная Психотерапевтическая Лига (ППЛ), объединяющая и поддерживающая психотерапевтов России (3).

Количество модальностей психотерапии и психологического консультирования, только зарегистрированных ППЛ на сегодняхшний день, составляет около 40 (на сентябрь 2009), а всего в мире, по подсчетам некоторый авторов, насчитывается более 500 различных типов, школ и модальностей психотерапии (11). Зачастую, особенно среди начинающих психотерапевтов, такая ситуация вызывает затруднения в выборе наиболее подходящей методики или теоретической школы для более детального изучения или посещения дорогостоящего тренинга.

В данной статье я остановлюсь на некоторых методах развития психологических теорий и их научном обосновании, а так же на способах определения эффективности тех или иных психотерапевтических методик, надеясь, что эта информация окажется полезной не только для практикующих психотерапевтов, но и для теоретиков, разрабатывающих новые или работающие с уже существующими психотерапевтическими модальностями.

В основе создания подавляющего большинства психотерапевтических модальностей, начиная со времен Зигмунда Фрейда и заканчивая теоретиками последних десятилетий, лежит результат многолетнего клнинического и научного опыта. Зачастую, авторами таких методик являются профессора и академики с солидным послужным списком, что, несомненно, оказывает значительное влияние на потребителей этой информации, вызывая безусловное доверие к ней.

Такое понятие, как "наивный реализм" (naïve realism), поможет нам разобраться в том, почему личный клинический опыт не может являться достоверным доказательством эффективности того или иного метода психотерапии (22). Наивный реализм - это ошибочная вера в то, что мир является именно таким, каким мы его видим. Эта концепция распростанена не только среди широкого населения, но также и среди начинающих и опытных психотерапевтов. Наивные реалисты не подозревают того, что их собственные многочисленные когнитивные предубеждения, а так же факторы окружающей среды влияют на мировосприятие и оценку, и принимают доказательства личного восприятия как истину, не подвергая её критике. В некоторых случаях такие психотерапевты правильно воспринимают изменения в клиенте, но не способны понять - почему эти изменения происходят, не осознавая целой плеторы скрытых и контринтуитивных переменных величин (19).

Одной из наиболее частых ошибок в суждении об эффективности использованной методики является так называемая "склонность к подтверждению" (confirmation bias), при которой психотерапевт фокусируется на признаках улучшения в состоянии клиента или других "доказательствах" эффективности терапии, но в то же время игнорируя, минимизируя или искажая свидетельства отсутствия такой эффективности (20).

Нижеприведенный список перечесляет наиболее распространенные факторы, играющие роль в некорректной интерпретации неэффективных методов лечения, включая не только психотерапию, но и другие методы лечения и целительства (гомеопатия, биологически активные добавки, иглотерапия, уринотерапия, шаманизм и т.д.) (6, 19) :

1. Эпизодичность психического расстройства. Некоторым психическим расстройствам свойственна эпизодичность в своих проявлениях (например, смена кризисных ситуации с промежутками относительной стабильности у больных пограничным расстройством личности, динамика биполярного аффективного расстройства и т.п.). Если такое состояние ошибочно диагностируется как хроническое, то улучшение в психическом состоянии пациента в результате естественного течения заболевания воспринимается как ответ на успешное психотерапевтическое лечение.

2. Спонтанные ремиссии. Многие клиенты с психологическими проблемами и пациенты с психическими расстройствами испытывают улучшение своего состояния уже в результате работы саногенетических психологических механизмом, не связанных с лечением. Даже психоаналитик Кэрэн Хорни заметила, что "сама жизнь, зачастую, является довольно эффективным психотерапевтом" (16).

3. Возврат к среднему значению. Экстримальные состояния (например, сильное состояние психологического стресса) имеют тенденцию к ослаблению интенсивности при многократных повторных оценках эксперта, вызывая ложное чувство эффективности психотерапии.

4. Влияние других лечебных факторов. Многие клиенты используют одновременно с психотерапией и другие лечебные методы, например, медикаменты, массаж и другие оздоровительные процедуры, делающие оценку эффективности психотерапии проблематичной (18).

5. Выборочный отсев. Клиенты, которые прекращают визиты к психотерапевту без обьяснения причин, как правило, имеют более серьезные проблемы по сравнению с теми, кто продолжает терапию. Такая ситуация создаёт у клинициста ложное впечатление эффективности психотерапии.

6. Эффект плацебо. Многие клиенты отмечают значительную эффективность психотерапии не потому, что к ним была применена та или иная методика, а только потому, что они ожидали улучшения. Например, некоторые исследования показали, что от 40 до 60% клиентов отмечают значительное улучшение в состоянии между записью на прием и первым контактом с психотерапевтом (17).

7. Эффект новизны. Люди обычно позитивно реагируют на любые обещающие методы лечения. К сожалению, такой эффект недолгосрочен (23).

8. Стремление к одобрению. У многих клиентов наблюдается вполне естественное стремление понравиться своим психотерапевтам, в связи с чем они, зачастую неосознанно, завышают эффективность психотерапии.

9. Оправдание усилий. Клиенты могут ощущать стремление к оправданию материальных и психологических затрат в ходе психотерапии, что, в свою очередь, может привести к преждевременному, а порою и необоснованному чувству улучшения (7).

10. Ретроспективный пересмотр изначального уровня функционирования. Некоторые виды психологического консультирования, например разработанная в некоторых университетах программа по улучшению навыков обучения для студентов, не являются эффективмыми, несмотря на то, что субъективно участники такой программы отмечают значительное улучшение в полученных навыках по сравнений с теми навыками, что у них были до участия в программе. Объективное же тестирование никакого улучшения может не продемонстрировать (8).

Научная методология - мощный антидот наивному реализму и когнитивмым предубеждениям психотерапевта. На сегодняшний день научный метод является единственным достоверным методом познания естественного мира, включая продукцию человеческого мозга: мысли, поведение и эмоции. Доказательная медицина (ДМ), разработанная в 90-г годах 20 века (2) основана на принципах научной методологии и успешно используется не только для тестирования эффективности биологических методов лечения, но также и других методик, включая психотерапию (1).

Рандомизированным контролируемым исследованиям (РКИ), "золотому" стандарту доказательной медицины, были подвергнуты некоторые психотерапевтические методики, главным образом когнитивно-поведенческая, межличностная и краткосрочная психодинамическая психотерапии. Результаты исследований убедительно показалили эффективность этих модальностей при лечении широкого ряда психических расстройств. К сожалению, РКИ помогают ученым ответить только на один вопрос: "Является ли лечение эффективным?". Эти исследования не дают ответа на вопрос о "доказанности" теорий, на которых основаны те или иные психотерапевтические модальности. Как выяснилось в ходе РКИ, эффективность по крайней мере исследованных психотерапий зависит не только от специфической методики, но и от так называемых "общих факторов"- эмпатии, сострадания, участия и понимания со стороны психотерапевта, а так же от качества взаимопонимания между психотерапевтом и клиентом (13). Тот факт, что все доказанные методы психотерапии более или менее одинаковы по своей эффективности, несмотря на то, что теории, на которых они основаны, зачастую противоречат друг другу, подталкивает на мысль о том, что использование доказательств эффективности психотерапии в РКИ как косвенное доказательство "научности" теории не может считаться адекватным.

В науке, создание теории на основе наблюдения является только первым шагом. Что следует далее - так это формулировка гипотез и их тестирование для доказательства того, что теория, выдвинутая автором, не является результатом наивного реализма и других искажающий реальность когнитивных и средовых факторов. В связи с этим, подавляющее большинство психотерапевтических теорий не отвечают научным требованиям, так как их авторы не в состоянии доказать реальность своих теорий, осознанно или неосознанно отвергая принципы научной методологии.

К примеру, интенсивная краткосрочная психодинамическая психотерапя (ИКПП), разработанная канадским психиатром Х. Даванлу (H. Davanloo) в 60-х годах, была подвергнута РКИ, где ученые убедительно показали её эффективность при лечении невротических, пограничных и соматических состояний (4, 5, 10). По традиции, методика, которой пользовался проф. Даванлу для разработки своей теории, была основана на наблюдении сотен пациентов из клинической практики (9). Если критически взглянуть на основные теоретические предпосылки ИКПП, то очевидным является то, что эта теория не соответствует научным данным, полученным при тестировании конкретных гипотез данной теории другими, не связанными с проф. Даванлу и его группой учеными. Например, в соответствии с этой теорией, качество аттачмента (attachment) к матерям в младенческом и раннем детском возрасте влияет на развитие психологических проблем или психопатологии у взрослых. Однако, при тестированнии этой гипотезы оказалось, что у детей качество аттачмента не только разное по отношению к разным членам семьи или близким родственникам, принимающих участие в воспитание ребенка (12), но так же и не было установленно связи между патологическим аттачментом и психопатологией у взрослых (21). Другие исследования не подтвердили, к примеру, взаимосвязи между качеством аттачмента в раннем детском возрасте и успехом в межличностных отношениях и профессиональных успехах у взрослых (24). Таких примеров достаточно много и интересующийся читатель может обратитьса к рекомендуемой литераруте для более детального ознакомления (14, 15, 21).

К сожалению, некоторые теоретики, разрабатывающие новые виды психотерапий или изучающие уже имеющиеся, не только игнорируют необходимость тестирования как психотерапевтических методик, так и теорий, на основе которых эти методики разработаны, но также и недостаточно знакомы с научными данными в таких смежных областях знаний, как поведенческая генетика, психология развития, эволюционная и экспериментальная психология, где многие гипотезы уже были изучены с использованием принципов научной методологии.

Резюмируя хотелось бы отметить, что успех развития психотерапии зависит не столько от количества техник, школ, методик и модальностей, и даже не от наличия рандомизированный контролируемых исследований, подтверждающих "эффективность" того или иного метода, сколько от изучения самих теорий, лежащих в основе психотерапевтических модальностей. Систематическое тестирование гипотез убедительно докажет реальность теории, что, в свою очередь, может привести к модификации и улучшению результатов психотерапии, где эффективность лечения будет зависить не только от общих факторов, но также и от использования конкретных психотерапевтических техник. Видимо, со временем количество видов психотерапии значительно уменьшится, либо произойдет демаркация между научно-обоснованными психотерапевтическими модальностями и модальностями, не имеющими научной ценности.

Литература
1. Зорин Н.А. Доказательная медицина и психотерапия: совместимы ли они? //Интернет-публикация:http://medinfa.ru/article/93/118022/
2. Основы клинической эпидемиологии и доказательной медицины: http://ebm.org.ua/
3. Профессиональная Психотерапевтическая Лига (ППЛ): http://www.oppl.ru
4. Abbass A. et al. (2008). Intensive Short-Term Dynamic Psychotherapy for DSM-IV
Personality Disorders: A Randomized Controlled Trial. The Journal of Nervous and Mental Disease, 196, 201-216.
5. Abbass A. et al. (2009). Short-Term Psychodynamic Psychotherapy for Somatic Disorders: Systematic Review and Meta-Analysis of Clinical Trials.Psychother Psychosom, 78, 265–274.
6. Arkowitz, H., & Lilienfeld, S. O. (2006, April/May). Psychotherapy on trial. Scientific American Mind, 2, 42-49.
7. Axsom, D., & Cooper, J. (1985). Cognitive dissonance and psychotherapy: The role of effort justification in inducing weight loss. Journal of Experimental Social Psychology, 21, 149-160.
8. Conway, M., & Ross, M. (1984). Getting what you want by revising what you had. Journal of Personality and Social Psychology, 47, 738-748.
9. Davanloo, H. (2005) "Intensive Short-Term Dynamic Psychotherapy." In Kaplan, H. and Sadock, B. (eds), Comprehensive Textbook of Psychiatry, 8th ed, Vol 2, Chapter 30.9, 2628–2652. Philadelphia: Lippincot Williams & Wilkins.
10. Driessena E. et al. The Efficacy of Short-Term Psychodynamic Psychotherapy for Depression: a Meta-Analysis. Internet Publication: http://www.istdp.ca/...alysis_2009.pdf
11. Eisner, D. A. (2000). The death of psychotherapy: From Freud to alien abduction. Westport, CT: Praeger.
12. Fox, N. A., Kimmerly, N. L., and Schafer, W. D. (1991). Attachment to mother/ attachment to father: A meta-analysis. Child Development 62, 210-225
13. Frank, J. D. (1973). Persuasion and Healing, 2^nd ed. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press; and Strupp, H. H. (1989). Psychotherapy: Can the Practitioner Learn from the Researcher? American Psychologist, 44, 717-724.
14. Harris, J. R., (1998). The Nurture Assumption: Why Children Turn Out the Way They Do. Free Press.
15. Harris, J. R., (2006). No Two Alike: Human Nature and Human Individuality. W. W. Norton & Company.
16. Horney, K. (1957). Our inner conflict: A constructive theory of neurosis. London: Routledge & Kegan Paul.
17. Howard, K. I., Kopta, S. M., Krause, M. S., & Orlinsky, D. E. (1986). The dose-effect relationship in psychotherapy. American Psychologist, 41, 159-164.
18. Kendall, P. C., Butcher, J. N., & Holmbeck, G. N. (Eds.). (1999). Handbook of research methods in clinical psychology (2^nd ed.) New York: Wiley.
19. Lilienfeld S., Lohr M, and Olatunji B. (2008). Encouraging students to think critically about psychotherapy: Overcoming naïve realism. In D. Dunn, J. Halonen, & R. Smith (Eds.). Teaching critical thinking in psychology: A handbook of best practices (pp. 267-271). Blackwell Publishing Ltd.
20. Nickerson, R. S. (1998). Confirmation bias: A ubiquitous phenomenon in many guises. Review of General Psychology, 2, 175-220.
21. Paris, J., (2000). Myths of Childhood. Taylor & Francis.
22. Ross. L., & Ward, A. (1996). Naïve realism: Implications for social conflict and misunderstanding. In T. Brown, E. Reed, & E. Turiel (Eds.), Values and knowledge (pp. 103-135). Hillsdale, NJ; Lawrence Erlbaum Associates.
23. Shadish, W. R., Cook, T. D., & Campbell, D. T. (2002). Experimental and quasi-experimental designs for generalized causal inference. Boston: Houghton-Mifflin.
24. Sroufe, L. A., Egeland, B., and Carlson, E. A. (1999). One social world: The Integrated development of parent-child and peer relationships. In W. A. Collins and B. Laursen, eds., Relationships as developmental contexts (241-261). Mahwah, NJ: Erlbaum.

http://www.npar.ru/j.../3/savenkov.htm