Ирина вам все ваши записи понятны? Вы можете объяснить какой смысл вы в них(записи)вкладывали?Психиатра, который вас смотрел знакомили со своим дневником, мыслями? И вот этот отрывок пояснить сможете;" Вчера или позавчера подумалось, что реву я именно в момент обрастания историей. Она вязнет, как цемент для замуровывания, как слова напраслины или не напраслины (никогда, никогда, никогда мне самой не узнать), которые я слышу от него. Или он сегодня ничего не сказал. Никогда я не узнаю. Если это называется нечистая совесть, то мне упорно все кажется, что за всем этим усовещением задавлена малая и глухая, безответная, безымянная часть меня, которая никогда не видела света. Есть какое-то проклятие безымянного названием и единичного общим. И своего, внутреннего - внешним. То есть наказание. Я чувствую собственную историю как грех и наказание в одном, и эта гадкая, как дрожжевое тесто пучащаяся другим в глаза масса, которую они зовут моим именем, - она глушит,хоронит, погребает бессловесную меня. Да где. Я сама не вижу. И потом отвращение проходит через все слои, и ничего нет, кроме отвращения."
Те старые записи - совершенно непонятны. Игра с пустыми формулировками, мыслей - что называется, с гулькин нос. Объяснить не смогу. Главное, что помню, как ходила вдохновенная такая, носилась с этими "открытиями". Само это ощущение остроты мысли могу воссоздать, а чего понаписала - самой удивительно.
Что касается процитированного отрывка - тут о вещах, которые меня в последнее время занимают. Размышляю о них часто, в т.ч. в учебных работах их периодически затрагиваю, в более связном, естественно, виде. Здесь это писалось для себя и остается мне понятным. В частности эта запись содержит еще и впечатления от посещения врача.
Вот психиатров никогда не знакомила с мыслями. Это да. Там обстановка такая казеная, конвейерная, что всякий раз теряешься и говоришь так бесцветно, как будто не от своего имени. Банальщину всякую. Три минуты на осмотр, да я за эти три минуты еще, чего доброго, пореветь успеваю. И когда в стационаре лежала, говорить о себе толком не удавалось. Все при мне остается.